Рыцарь из Дома Драконов (СИ) - Страница 122

122

Артур усмехнулся:

— Вы делаете странное предложение, мастер Гледерик. У вас хватает наглости переманивать меня на свою сторону, да еще в присутствии моего сюзерена?

— Ага! То есть, не будь здесь этого юноши, — кивок в адрес кусавшего губы Гайвена, — вы бы еще подумали?

— Нет. Я не торгую своим словом. Вы уже купили в Иберлене всех, кого могли.

— Купил, значит? — Гледерик разломил губы в кривой улыбке, показавшейся Артуру отражением его собственной. Кардан подъехал поближе, теперь их разделяло не более трех футов, и доверительно понизил голос. — Ничего вы не понимаете в жизни, приятель… Если б у меня на руках нашлись одни золото да посулы — кто бы пошел за мной? Терхол, да еще может с пяток честолюбивых мерзавцев. О нет, герцог, все совсем иначе. Меня поддержало множество истинно благородных людей, и поддержало не ради собственных интересов. В гробу они видали собственные интересы, им благо страны подавай… Тот же Мартин Эрдер, думаете, ему при Брайане плохо жилось? О нет, ну что вы. Эрдер верит в меня. По-настоящему верит. Верует, я бы сказал. Видели бы вы, как бедняга страдал, когда пришлось пойти на ваше похищение! Решил, что ради всеобщего блага загубил собственную честь. Нет, положительно, не понимаю, и чего вы все так цепляетесь за эту вашу честь. Толку с нее никакого, а головной боли — полно. Ну, вот… Эрдер мне верит. И вы тоже можете поверить. И, обещаю, не останетесь внакладе. — Заметив, что Артур собирается возразить, Гледерик упреждающе вскинул закованную в латную перчатку ладонь. — Постойте! Проклятье, герцог, не нужно спорить. Почему Айтверны такие упрямые? Когда я приехал в Иберлен, вы казались мне разумными людьми. И предположить нельзя было, что в вас столько упрямства! Непостижимо. Но любое упрямство рано или поздно пасует перед здравым смыслом. Давайте поговорим честно. Я не думаю, что раньше с вами часто разговаривали честно, так что цените этот момент. Иберлен слаб. Он умирает, распадается на части. Знатные вельможи творят, что им вздумается, монаршая воля не значит ровным счетом ничего… Вы тут не передрались окончательно, не перебили друг друга, не сожгли королевство в костре гражданской войны одним лишь чудом. Но никакие чудеса не длятся вечно. Я, честно уж скажем, вовремя пришел, герцог Айтверн. Очень вовремя — потому что сыграл на накопившимся недовольстве. Даровал многим надежду. На будущее. На сильного короля. На то, что Серебряный Престол вновь станет чем-то большим, нежели просто креслом с сидящим на нем венценосным идиотом. Если бы не я… Думаете, восстания бы не случилось? Оно случилось бы. Обязательно. Но не под знаменами Карданов. Ваш отец думал, что он обуздал волну, но он ошибался. Его власть была слаба, ей и оставалось всего несколько лет. Лорд Раймонд уже и так ничего не решал за пределами своих и королевских владений. Очень скоро лорды востока и севера спросили бы — зачем нам платить налоги этому человеку, когда мы можем сами стать хозяевами на свой земле? Ваш отец загнал пожар грядущего восстания под ковер и пытался топтаться по нему сапогами — но однажды бы сгорел сам, и все, что он сделал, тоже бы сгорело. Один за одним, все шире и дальше, дальше и шире, феоды отпадали бы от Тимлейна, объявляли о вольностях, предавались чужеземным владыкам… Так уже произошло в Бритере, когда сорок лет назад таны свергли там своего короля и предпочли жить по своему разумению. Так происходит сейчас в Гарланде и Эренланде… по всему свету. Мы живем в смутное время, и этому времени не нужны слабые короли. Брайан Ретвальд не был нужен никому. И этот мальчик рядом с вами — никому не нужен. В отличие от меня. Потому что я подарю Иберлену будущее, а все несогласные со мной — покорятся мне или падут. Что предпочтете, герцог? — Гледерик прищурился. — Дайте угадаю. Надеюсь, вы не любите падать?

Артур согласно кивнул:

— Вы правы, мастер Гледерик. Я не люблю падать. И потому не намерен иметь с вами никакого дела. Вы недавно сочли возможным упомянуть, что не любите воров. Тогда, должно быть, вы обязаны испытывать настоящую ненависть к собственной персоне.

Черты лица Гледерика Кардана, прежде казавшегося таким беззаботным, насмешливым и велеречивым, перекосила ярость:

— Хочешь сказать, я вор?! Хочешь сказать, я украл чужое? Да что ты об этом знаешь, юнец! Что ты вообще понимаешь! Нацепил отцовский перстень, закутался в гербовый плащ, и решил, ты что-то из себя представляешь? Ты знаешь, кто я таков, кем были мои предки, пока не угасла их слава? Тебе в детстве читали историю — или в вашем варварском медвежьем углу ее уже отменили за ненадобностью? Ты вообще умеешь читать, или же, подобно дворянству былых лет, неграмотен и туп, как пень? Но хотя бы старинные баллады должен был слушать, или даже горланить их по пьяни! — Кардан говорил страстно и гневно, но почему-то Артура не оставляло ощущение, что якобы овладевшее узурпатором бешенство — на самом деле всего лишь игра, еще один эпизод разыгрываемого на публику спектакля. Потомку королевской династии, лишенному трона, полагается испытывать злость, когда кто-то подвергает сомнению его права, вот он и злится. Чтобы оставаться в пределах роли. Имитация, а вовсе не подлинные чувства. Тем временем Гледерик овладел собой и вновь сделался спокоен и ироничен. — Тысяча лет, мой юный герцог. Надеюсь, вы в силах представить себе подобный срок. Или — все же не в силах? — Узурпатор склонил голову к плечу, на птичий манер. — Тысяча лет, — повторил он. — Десять веков. Тридцать человеческих поколений. Достаточно, чтобы мир изменился до неузнаваемости. Чтоб порвались и перепутались все связи. Чтобы сначала сделать историю, а потом забыть ее, а потом сделать снова… За тысячу лет мир невероятно изменился, — от Гледерика повеяло такой древностью, будто он и в самом деле видел все те десять веков, про которые рассуждал, — но некоторые вещи остались неизменными. Мой дом, например. И твой дом, — он неожиданно перешел на «ты». — Эту часть древней истории ты должен знать. С самого начала Карданы и Айтверны были вместе. Раньше, чем пришли другие, пожелавшие разделить нашу славу. Все было потом. Это потом Эрдеры возвели стены Шоненгема. Это потом Тарвелы получили за верную службу Стеренхорд. Это потом Коллинсы захватили Дейревер. А в начале… в начале были два человека, один рожденный смертным и другой, ставший смертным по собственному выбору… на холме Дрейведен, на закате дня, над битвой, утонувшей в собственной крови… два человека против повелителя тьмы. О них пели менестрели, складывались легенды, о них говорится в хрониках. Герои. Основатели Иберлена. Спасители рода человеческого. И один из этих героев преклонил колено перед другим, признав равного себе — государем. Разумным был парнем твой предок, правда ведь? Айтверны стали опорой моего престола, вернейшими слугами прежних королей. Неужели ты пойдешь против них, Артур? Против поколений своих предков? Против тысячи лет верности? — Гледерик знал, куда бить, и бил от души. — Ты назвал меня вором, Артур… но ты ошибаешься. Я возвращаю то, что у меня отняли, а не посягаю на чужое. Ты вообще знаешь, кто я, откуда пришел? Я родился в Элевсине. Слыхал про такую? Или землеописание у вас тоже не в почете? Прадедом моего отца был Гейрт Райгернский, младший брат Херрика Кардана. Герцог Райгернский умер раньше, чем Херрик, еще до начала войны с Марледай, и законных наследников не оставил… Зато оставил незаконных. Да, я потомок бастарда. Тебя ведь не противно говорить с потомком бастарда? Мне вот все равно, был ли мой пращур рожден в законном браке или вне его. Ведь это не отменяет моих прав на трон, как последнего прямого потомка династии, если брать старые законы. По старым законам, в случае пресечения законной линии — и незаконная сгодится. Гейрт Кардан нажил себе сына, когда странствовал по чужбине. Видишь ли, он надумал соблазнить некую леди Сюзанну Адельвайс, жену барона Адельвайса. Если верить портретам, а верить им обычно неразумно, леди Сюзанна на красавицу никак не тянула, хоть и грешно говорить такие вещи о собственной бабке. Ума не приложу, что за бес вцепился в милорда герцога. Возможно, то была любовь… Правда, люди довольно косо смотрят на любовь, совершающуюся в нарушение законного брака, а хуже всего на нее смотрят опозоренные мужья. Ветвистые рога прилично выглядят лишь на фамильных г

122